«Пена дней» и другие истории - Борис Виан

class="p1">Рядом с Додди сел статист. С музыкантами он чувствовал себя уверенно.

– Надо же, погляди, Додди! – сказал Савен.

– Потрясно! – пробормотал тот.

Мюриэль поднялась, чтобы разгладить складку на юбке, и снова села боком к ним, обнажая целиком длинное трепетное бедро.

– У этой девицы потрясный зад, – одобрил Додди.

– Смотри, передам Мадлен, – пригрозил Савен.

– Да нет, старик, я с точки зрения чисто эстетической. У нее такой аппетитный зад, так и хочется отгрызть кусище.

– Уж лучше пощупать. Кажется, и вправду крепкий. Во всяком случае, зуб даю, танцует она отменно.

– Да? – сказал Додди. – Так вы ее знаете?

– Она мне сама сказала. Знаю? Нет, я ее сегодня увидел в первый раз.

– Старик, – молвил Савен, – не пялься на нее так. Глаза испортишь… ну и фигура, – проговорил он, побледнев, так как Мюриэль снова встала, выставив напоказ свои прелести.

– Она делает это нарочно, – сказал Додди. – Сил больше нет терпеть. Нет, все-таки это тяжелая работенка – сниматься в массовках.

– Ну-ну, не надо преувеличивать, – возразил Савен. – Есть тут и не хуже.

– Кто, например?

– Да хотя бы Беатрис. Ничего девчонка…

– Это разные вещи! – сказал Додди. – Что до Мюриэль, я хотел бы снять с ее ягодиц слепок и поставить к себе на камин, чтобы они всегда были перед глазами.

– Нет, – покачал головой Савен. – Мне бы это не доставило удовольствия.

– У нее зад в форме груши. Я знаю, это большая редкость, – произнес Додди. – Потрясная девица, ты уж мне поверь.

– Наверное, ты говоришь о нижней части груши.

Додди на мгновение задумался.

– Потому что если, как обычно, иметь в виду ее верхнюю часть, – продолжил Савен, – то это не слишком красиво.

– Подожди, дай подумать, – сказал Додди.

– Да это же очевидно. Однако почему тогда не сравнить с яблоком? Ведь внизу у яблока то же самое.

– Это не важно, – ответил Додди.

– А вот я думаю, – не унимался Савен, – какой формы была бы груша, расти она в стране, где нет притяжения. Круглой или цилиндрической? Во всяком случае, уж яблоко-то не было бы круглым. Сверху был бы заворот.

Додди ничего не ответил, так как Мюриэль встала в третий раз, и Савен побежал в бар за стаканом воды, чтобы привести его в чувство.

Поддерживая голову Додди, статист увел его с площадки. Савен вернулся к Беатрис, на которую по-прежнему наседал Меркаптан. Он продолжал ей «тыкать».

– Скажите, – спросила она, показывая на Меркаптана, – он всегда такой?

– Понятия не имею, – ответил Савен. – Я вообще впервые с ним играю.

– Как бы то ни было, – бросила она, – мне это не нравится.

И она удалилась небрежной походкой, отведя плечи назад, чтобы подчеркнуть бесстыдную округлость грудей.

Савен с Меркаптаном остались вдвоем.

– Выпороть бы ее хорошенько, – процедил сквозь зубы Меркаптан, глядя ей вслед.

– Ты за силовые методы?

– С ними только так и надо. Им самим же на пользу.

– Тебе хотелось бы с ней переспать?

– Нет, но выпороть ее не мешало бы.

– Вообще-то, и я бы не прочь, – заметил Савен. – Но такое почтенный отец семейства позволить себе не может. Ей всего семнадцать с половиной, чего доброго загремишь за развращение малолетней.

– Подумаешь! – с притворным видом проговорил Меркаптан. – Через неделю я женюсь, и плевать мне на этих девок.

– Думаешь, хрен с ней?

– Да пошли они все! – выдал Меркаптан, катая шары в кармане.

– А по-моему, она симпатичная, – сказал Савен с похвальной откровенностью.

Послышался звук клаксона, и приятели замолчали. Они остались в павильоне, пока снимали новую сцену.

Декарт и Монлери слезали с тандема и входили в кабаре. Метрдотель – высокий мужчина в зеленом халате, примелькавшемся в коридорах, – направился к ним.

– Небольшое недоразумение, – сказал он, – пришли люди с такой же фамилией, и мы их посадили за стол, который забронировали для вас.

Прекрасно выговаривая слова с явным южным акцентом, он подвел их к столу, где уже расположились две другие звезды: Сортекс и Кики Горлодран.

Было видно, что они узнали друг друга, и Декарт слегка попятилась.

– Ничего себе! – сказала она, и они обменялись еще двумя ничего не значащими фразами.

– Так вы друзья-приятели, – вступил метрдотель с дьявольской ухмылкой. – Тем лучше, а то все-таки раки… было бы жаль…

– Хорошо, – перебил де Маргуйя, – только тебе, Робер, придется подать немного вправо, чтобы попасть в кадр. Продолжайте.

Глубина этих нескольких реплик так несказанно поразила Савена, что он зашел за декорацию, чтобы получше их обдумать. Там он столкнулся с Додди: ему было уже лучше.

– Как ты думаешь, завтра кончат? – спросил он.

– Ни в жисть! – отозвался Додди. – Какое там завтра! Ведь еще должна быть часовая забастовка механиков. Гнильом считает, что еще и в понедельник снимать будут.

– Ерунда какая-то, – сказал Савен. – Мне в понедельник уже пора к себе в контору. Все-таки за шесть сотенных в день нельзя вечно сниматься в кино. Что они там себе думают?

– Вы правда работаете в конторе? – удивился статист.

– Разумеется, правда, – ответил Савен. – Завтра я серьезно поставлю этот вопрос перед продюсером.

– И надо попытаться выторговать прибавку, – сказал Додди. – Ведь нас взяли участвовать в массовках, а заставляют без конца играть.

– Ну ты обнаглел, – возразил Савен. – Что бы мы иначе делали? Со скуки бы сдохли.

– Скажите, – обратилась к ним молодая брюнетка с роковым взором, – вы скоро будете играть?

– Вы что, издеваетесь над нами? – спросил Савен.

– И чего взъелся! – неуверенно произнесла она. – Я просто хочу потанцевать свинг.

Она пропела несколько тактов модной мелодии, и они сразу поняли, что играть будет безопаснее. Они удалились в комнату 18, чтобы немного поджемсешновать.

VIII

В шесть вечера с реки пополз плотный туман, окрашивая красным стрелки часов, и все заметили, что пора заканчивать.

Из павильона А, где статист слонялся под видом автомобилиста, он вернулся к себе в уборную, чтобы снять грим. Вазелина не было, и он ужасно расцарапал себе морду, соскабливая грим всухую. В результате грима осталось много, почти столько же, сколько вначале, и ему сделалось неловко при мысли, что придется таким серо-буро-малиновым ехать в метро. Он снял чистую рубашку, воротник которой слегка запачкался румянами, повесил ее в комнате, надел старую и, попрощавшись с двумя коллегами, пошел в канцелярию за гонораром.

Там уже стояла очередь. Он оказался в хвосте и самый неумытый. Некоторые, однако, вовсе не снимали грима, считая, что будет больше шика ехать в метро прямо так, с небрежно повязанным на шее шелковым платком.

– Завтра придете? – спросил он у соседа.

– Наверно, – ответил тот.

– Сегодня вроде ничего не было.

– Ничего не подготовили. Можно было все прокрутить намного быстрее.

– Как вы